Сейчас все чаще стали звучать заявления о кризисе образования. Всемирный банк указывает на низкое качество школьного обучения, Институт статистики ЮНЕСКО называет положение катастрофическим. Выпускникам вузов не хватает квалификации, работодатели жалуются на дефицит. Чем обусловлена эта тенденция?
Давайте для начала разграничим понятия «образование», «обучение» и «подготовка».
Часто мы имеем в виду одно, а говорим другое. К примеру, университет выпускает образованного человека, но не факт, что он будет подготовлен к реалиям рынка. Возьмем, например, концепцию liberal arts. С нашей точки зрения это, конечно, прекрасная сфера, но не очень жизнеспособная.
В целом фундаментально образование не изменилось, только форма преподавания и методы стали несколько другими. Кризис связан с тем, что высшие учебные заведения и их преподаватели утратили монополию на знание. Формальные образовательные институты оказались к этому не готовы. Сетевая революция свалилась неожиданно, а процесс оказался болезненным.
Масштаб трагедии большой и поэтому он требует серьезных шагов. Нужно не просто что-то «подкрасить на фасаде», а заново перестроить все «здание». Система принятия решений и реальная ситуация расходятся, порождая кризис.
Что касается подготовленности, то сейчас мы находимся на волне технологической революции. От серийного производства человечество переходит к кастомизированному выпуску продукции в таких же объема и по такой же себестоимости. В индустриальное системе подготовки человек готовился к стандартному продукту оказывается некомпетентным сегодня.
Проблему нельзя назвать сугубо российской — весь мир испытывает то же самое. У нас появляются инструменты, способные повлиять на ситуацию, — кружки, онлайн-курсы, чемпионатное движение. Пока это, правда, не стало системным элементом, но возможности компенсировать потери все же есть.
Футурологи постоянно составляют прогнозы на годы вперед. Почему эту ситуацию не удалось предугадать так, чтобы подготовиться к изменениям?
Наступление «мира общедоступного знания» предсказывали еще 15 лет назад. Однако сейчас нам нужно реформировать сразу три системы. Во-первых, это реальный сектор экономики. В процессе технологического перевооружения бизнес исходит из возвратности средств. Как правило, собственники выбирают наиболее консервативную стратегию, до последнего не покупая современное оборудование. Это инерция капитала и имущества.
Образовательная сфера тоже довольно консервативна. У каждого преподавателя свой бэкграунд, на перестройку которого требуется время.
И, наконец, социум. Никто всерьез не верит, что потеря рабочих мест из-за автоматизации действительно затронет каждого.
Мы привыкли, что технологические революции происходят редко. Нынешние темпы прогресса оказываются чем-то совершенно новым.
Как, в таком случае, люди должны адаптироваться к новым условиям?
Во-первых, нужно дать человеку навыки, которые позволят ему быстро ориентироваться в сложном мире. В первую очередь, это развитие soft skills и осознанности.
И второе — это экстремальное сокращение сроков учебных программ. Сегодня нельзя готовить специалистов три года, за это время слишком многое поменяется. К примеру, в ИТ-сфере все, чему учат на первых курсах, автоматически становится нерелевантным к моменту выпуска.
Нам кажется разумной формула 6+6: шесть месяцев на разработку программы и шесть месяцев на обучение. Беда в том, что мы платим за срок пребывания в институтах, а не за результат. Как в больнице, где пациент платит за время пребывания на койке, а не за факт излечения. Если бы мы делали ставку на результат, то резко возросла бы конкуренция, а система бы прошла через оздоровление.
Вы отметили, что на перестройку преподавательского состава требуется время. Но при этом нужно ли как-то влиять на престиж профессии? Сейчас она ценится не слишком высоко.
Находясь в индустриальной системе подготовки, преподаватель испытывает на себе большое количество рамочных ограничений. В основном ведь учителя жалуются на заполнение бесконечных бумажек, которым они вынуждены постоянно заниматься. Я не знаю, как решать эту проблему, но регуляторы, возможно, сделают какие-то шаги.
Для нас важно другое. Пора признать устаревшим подход, согласно которому вы приходите в образовательное учреждение для получения знаний. Сейчас важна не столько роль преподавателя или образовательная траектория, а среда, в которой человек может за короткое время получит доступ к экспертизе большого числа людей из разных отраслей.
Важно также, чтобы преподаватель был практиком и был включен в частную индустрию. В такой ситуации он сам заинтересован в качестве подготовки и выращивании специалистов для бизнеса.
Еще одна кризисная область в современной системе образования — это экзамены и методы оценки успеваемости в целом. В тестируете систему демонстрационного экзамена — она оценивает практические навыки, но там применяется вся та же устаревшая балльная система. Она позволяет участникам чемпионатов иногда обманывать систему. Например, разработчики мобильных приложений делают ставку на визуальную часть, потому что она приносит больше очков.
Невзламываемых систем не существует, так что считить можно всегда. Вопрос в эффективности обмана. Тем методами, что вы описали, на чемпионате можно заработать на один-два балла больше. На соревновании это имеет значение, но на рынке труда — нет. Если ваше мобильное приложение плохо функционирует, то отличная визуальная составляющая его не спасет.
Что касается систем оценки успеваемости будущего, то сам экзамен как сущность действительно начинает умирать. Пока это незаметно, но скоро это произойдет. В целом, если вы имеете возможность наблюдать человека в деятельности в течение длительного времени, то потенциально вы сможете отказаться от оценочной процедуры. Если бы мы на 100% доверяли контрольным работам, которые проводит преподаватель, то ЕГЭ, возможно, не был бы нужен.
Затронем вопрос навыков. Раньше сквозными навыками считалось владение ПК, теперь программирование. За каким трендом, на ваш взгляд, будущее?
Hard skills меняются так быстро, что предугадать изменения довольно сложно. Даже программирование сейчас идет от алгоритмизации к метапрограммированию, когда роботы выполняют за разработчика какие-то элементы кода. Дизайнерские навыки также девальвируются.
Но в базисе по-прежнему останется способность человека видеть причинно-следственные связи и простраивать блок-схемы. Также незаменимым качество по-прежнему будет считаться эмпатия и способность регулярно производить переоценку своих умственных и содержательных активов.
Отсюда мы переходим к проблеме переобучения. Старшее поколение, которое уже завершило образование, не стремится продолжать учебу. Отчасти это объясняется менталитетом, стремлением к стабильности. Судя по статистике переобучения, в России действительно есть такая проблема?
Это обусловлено структурой деятельности. В России не очень велик сектор самозанятых людей, предпринимателей. А значит, вы находитесь в условиях, когда вам кто-то говорит что вам надо делать. Поэтому специалисты не задумываются, когда им нужно переучиваться. В странах с более предпринимательским мышлением и менее патерналистическим обществом ситуация другая.
Для нашей страны ситуация, когда взрослый человек идет учиться, не характерна. Видимо, только административные рамки со стороны правительства вынудят наших людей пройти переобучение и получить дополнительное образование. Мы в следующем году начнем переобучать порядка 25 тыс. людей в возрасте 50+.
Нужно смотивировать каждого из них на болезненные изменения внутри и достроить компетенции, а не пытаться инсталлировать новые. Типовые решения тут не применимы, поэтому нам фактически придется создать 25 тыс. индивидуальных программ, к чему мы в принципе готовы.
В этих условиях меняются и сами профессии и их классификация. По-вашему, можно ли сейчас использовать термины «белые» и «синие воротнички»? Или они уже устарели?
Исторические синие воротнички были обусловлены грязной работой. А сейчас скорее все стали белыми, потому что никто не пачкается. Униформа носит все более маркетинговый характер — с ее помощью специалист демонстрирует свой вид деятельности и профессионализм. Давно понятно, что синие и белые воротнички в традиционной классификации смешались.
Вероятно, появятся еще какие-то «касты» в этой колористике, но они вряд ли будут связаны с разделением по характеру труда. Возможно, учитываться будет степень самостоятельности и сложности — так называемый индекс TRL (technology readiness level). Чем сильнее развиты эти два параметра, тем, условно говоря, белее ваша рубашка.
С учетом всех упомянутых факторов, можно ли сегодня считать образование социальным лифтом?
Хороший вопрос. Наверно, да. Если мы говорим про системное образование, то очевидно, что мы обучаемся и узнаем новое каждый день. В данном случае неформальное образование — это гораздо более быстрый лифт. Но и формальная система подготовки тоже остается таким лифтом. Она отличает вас от другого, этот принцип заложен в ее ДНК.
