Мы часто принимаем как должное, что каждое животное стремится к интеллекту, а люди просто нашли к нему наилучший эволюционный путь. Однако, как пишет Николай Кукушкин из Нью-Йоркского университета в книге One Hand Clapping: Unraveling the Mystery of the Human Mind («Хлопок одной ладонью: тайны человеческого сознания», 2025), думать так — признак антропоцентризма. Как если бы медуза поражалась, почему это никому, кроме нее, не удалось развить стрекательные клетки.

Людям нравится верить, что мы каким-то образом победили в эволюции: обезьяна взяла в руки палку и получила в награду огромный мозг. «Но правда в том, — продолжает автор, — что интеллект имеет свою цену, и для многих видов животных его преимущества просто не оправдывают себя. Человеческий мозг отнимает у организма колоссальное количество энергии: грамм мозговой ткани потребляет в десять раз больше питательных веществ, чем средний грамм человеческого тела. Кроме того, чем больше мозг, тем он тяжелее и тем его легче повредить. Таким образом, увеличение мозга влечет за собой значительные эволюционные издержки».

Вопрос поэтому не в том, почему люди преуспели там, где другие потерпели неудачу, а в том, почему нам понадобились суперкомпьютеры, когда другие прекрасно обходились калькуляторами, пишет Life Science. Существует интересная закономерность, которая может это объяснить: размер коры головного мозга у разных видов приматов относительно остального мозга коррелирует с размером группы этих приматов. Чем больше членов группы, тем больше кора. Люди занимают первое место по обоим показателям — наша кора головного мозга самая большая относительно остального мозга, как и обычный размер группы около 150 человек. Это численность племени охотников и собирателей или предел активных социальных связей, которые поддерживают современные люди.

Сторонники гипотезы социального мозга объясняют этот феномен тем, что социальное поведение — это исключительно сложная задача, создающая беспрецедентную нагрузку на возможности нашего мозга. Приматам, чьи группы достигают десятков и даже сотен особей, приходилось формировать в голове десятки моделей взаимодействия с другими членами группы — их личности, эмоции, связи, поступки. Это колоссальным объем сложных данных, которые мы сегодня воспринимаем как нечто естественное, но которые сбили бы с толку даже самых умных не-приматов.

Другими словами, гипотеза социального мозга утверждает, что именно социальная жизнь подтолкнула нас к развитию разума.

«Это объяснение отличается от других тем, что оно предлагает стимул, а не просто средство его достижения: да, свободные руки, мясная диета и многие другие факторы сделали возможным существование нашего мозга, но изначально он был нам нужен для того, чтобы помнить всех наших друзей, которые помогали нам сражаться с чудовищами», — утверждает Кукушкин.

Новую теорию сознания предложила недавно Мария Стрёмме из Швеции. Она рассматривает сознание не как побочный продукт деятельности мозга, а как фундаментальное поле, лежащее в основе всего, что мы воспринимаем: материи, пространства, времени и самой жизни.